И любой поцелуй на нем выглядел, словно шрам.
И любая повадка считалась повадкой зверя.
Своих женщин привыкший тщательно выбирать, он был диким, суровым воином: дух империй,
перья, горные тропы, топот, следы подков... От убитых им солнце под вечер цвело кровавым.
Убивал - как любил он - безжалостно и легко: не имеет значения, пулями ли, словами,
ведь всегда - одинаково метко. Она с огнем управлялась, играя, - огонь не привык с ней спорить.
Ей мучительно сладко было шептать о нем над костром, словно ведьме, бросать в него волчий корень,
слышать топот копыт, приникая щекой к земле, знать, что скоро он выйдет на след, не бояться встречи.
Он совсем не терпел поражений, и даже лес расступался от этой дерзости человечьей.
И когда он пришел, неизбежен, как будто нож, чтоб войти в нее и огнем в ее пульсе биться,
он увидел, что та, кого ищет, ушла давно,
не позволив ему ни любовью стать, ни убийством.
© Лина Сальникова
![рррррррррррррррррррррррррррррррррррр (700x468, 33Kb)]()
И любая повадка считалась повадкой зверя.
Своих женщин привыкший тщательно выбирать, он был диким, суровым воином: дух империй,
перья, горные тропы, топот, следы подков... От убитых им солнце под вечер цвело кровавым.
Убивал - как любил он - безжалостно и легко: не имеет значения, пулями ли, словами,
ведь всегда - одинаково метко. Она с огнем управлялась, играя, - огонь не привык с ней спорить.
Ей мучительно сладко было шептать о нем над костром, словно ведьме, бросать в него волчий корень,
слышать топот копыт, приникая щекой к земле, знать, что скоро он выйдет на след, не бояться встречи.
Он совсем не терпел поражений, и даже лес расступался от этой дерзости человечьей.
И когда он пришел, неизбежен, как будто нож, чтоб войти в нее и огнем в ее пульсе биться,
он увидел, что та, кого ищет, ушла давно,
не позволив ему ни любовью стать, ни убийством.
© Лина Сальникова
